Попробую охватить все прошлогодние долги по книжным отзывам, которые тут читают ровно три с половиной человека.



Лоренс Даррелл "Александрийский квартет. Клеа"
"Роман есть акт гадания на кишках, а не отчет о матче в городки на первенство деревни!" (с)
Всегда страшно дочитывать серии, героев которых я стала воспринимать слишком лично: во-первых, жаль переворачивать последнюю страницу, а во-вторых, всегда есть опасность, что автор сделает что-то не так и в результате сольет всю историю, которую ты успел полюбить, — поэтому заключительную часть "Александрийского квартета" я отложила чуть ли не на веки вечные. Дело же еще и в том, что в последней книге описывается не новый взгляд на историю, а рассказывается, что случилось со всеми героями спустя несколько лет, а это-то и настораживает больше всего - страшно их не узнать.
Даррелл одновременно радует и печалит, потому что в последней книге Александрийского эпоса сбываются все возможные прогнозы. Тут и падения, и возрождения, и разгадки, и завязки новых историй, и нежность, и ужас - все вместе в одном клубке, но при этом с такой ясной, пронзительной, чистой и звенящей интонацией. Время продолжает испытывать героев и обнажает их больные или темные стороны. Дарли возвращается в Александрию и находит их одного за другим: изуродованного войной Нессима, увядающую под домашним арестом Жюстин, раздавленного и больного Бальтазара, потерявшую вдохновение Клеа - побитых, растерзанных, но готовых начинать жизнь заново. Они, если вдуматься, такие и есть, поверженные, но не сломленные, поэтому их даже не жаль. Некоторое отвращение вызывает только сам рассказчик, Дарли, который, в общем-то, всегда был противоречивой натурой, но к концу тетралогии он незаметно становится человеком, с которым я бы в разведку уж точно не пошла. Он с такой пренебрежительной легкостью отмахивается от Жюстин, от Мелиссы, от ее ребенка, стряхивает с себя все, что составляло его жизнь — становится легко поверить в язвительные слова Персуордена и понять его недоверие к главному герою. Персуорден же как раз был человеком, который не скачет по верхам, а роет вглубь, роет, роет, пока не оказывается на дне собственной могилы. Одна из историй и разгадок последнего тома как раз об этом, о Персуордене и его слепой сестре Лайзе, от которой ему пришлось отречься из любви и милосердия. Он, как вышло, был тем человеком, кому проще было смахнуть себя. И в том, как Лайза жжет его письма, хранимые годами, особенный знак прощания и беспощадной преданности — посмертно уничтожить по его желанию его лучшие тексты.
Тема смысла и предназначения творчества и поиска своего творческого пути у Даррелла действительно сквозная и звучащая едва ли не настойчивее темы города. Творчество здесь равно творению, выдумка — жизни, и сила намерения, пусть и безнадежного, становится движущей силой всего бытия. Так Жюстин продолжает искать свою дочь, зная, что та умерла. Так Персуорден вручает свое наследие в руки молодого и неопытного литератора. Так могила местного фрика Скоби удивительным образом становится священным местом паломничества всего окрестного района. Так дочь Мелиссы и Нессима и Лайза живут в придуманном для них писателями мире сказок и чудес. И так Клеа приходится, как кошке, отринуть старую жизнь с ее ошибками и сомнениями, чтобы начать все заново и взрастить все себе нового художника и новую женщину.
В конце все, что казалось странным, нелогичным и чуждым для этой истории, сглаживается. И, хотя в процессе чтения периодически ловишь себя на недоверии и ощущении неправильности всего происходящего, к окончанию книги фальшивые ноты выравниваются, и героев снова начинаешь узнавать. Даже романтический сахарный завершающий аккорд не кажется таким уж неуместным, потому что вполне понятно желание автора спустя столько муторных и сложных лет наградить любимых героев и подарить им некоторое подобие хеппи-энда.
Очень люблю "Квартет". Это одно из тех произведений, ради которых я вообще научилась читать.

остальное