Завтра мне выкрасят волосы в бескомпромиссный красно-рыжий. Давно со мною не случалось подобных метаморфоз.
Я буду невероятно красива. У меня есть сине-лиловое белье, которое удивительно сочетается с моей аристократически бледной кожей. А если к ним добавить еще и рыжие волосы, то одного взгляда на этот совершенный ансамбль будет хватать для того, чтобы потеряться в дебрях архетипов, сгинуть в поисках бальных зал и сырых темных дворцовых закоулков, в которых барышни держали прямую спину и безупречно делали реверанс. Нынешние красавицы отменно делают лишь минет и холодный борщ, и первое значительно чаще…
Поэтому, как мне кажется, на меня будет спрос.
Торопитесь, пока не поздно, потому что через месяц мне сделают загранпаспорт, и получу законный повод улететь куда-нибудь далеко. Ведь, если вдуматься, кроме Москвы и Пскова по разу, я вообще не видела других городов, я всегда знала только один единственный Город с его туманами, серыми стенами и неровным асфальтом. А теперь я могу поехать куда угодно. И коль уж на Прагу сейчас такая пугающая мода, я, пожалуй, полечу в Париж. С виду анемичные, а в душе безудержно страстные французы знают толк в бледной коже.
К этой поездке я полностью подготовлена. У меня есть вышеозначенные составляющие нужных цветов, а, кроме того, я в совершенстве знаю французский язык. Потому что кроме заученной с детства всеми жителями страны Совдепии, независимо от социального статуса, возраста и религиозных взглядов, одиозной кисеворобьяниновской фразы знаю еще три: силь ву пле, се ля ви и воуле ву куше авек муа. Я справедливо считаю, что этих слов мне хватит, чтобы войти в мифологию современного Парижа и быть записанной в одной строчке, например, с Джимом Моррисоном. Неважно даже будет то, смогу я хоть приблизительно сымитировать рокочущий акцент, потому что первые три фразы все равно никакой роли не играют, они нужны лишь для того, чтобы чуть разнообразить собственную речь и не казаться попугаем, четвертая же фраза вообще может не иметь словесного выражения, оно ей не нужно, она понятна априорно и невербально. А облечение ее в неуклюжие речевые конструкции – лишь легкий поклон придирчивым господам филологам.
Итак, я подойду к первому попавшемуся французу и скажу ему на вольном неоэсперанто заранее подготовленное заклинание, и он забудет все на свете, потому что я буду – ирреальная дворовая принцесса его фамильных грез. Я возьму его за руку, и он уже не вспомнит ни имя своей подружки, ни какое-то другое женское имя, ни даже мое…
У него в офисе будет стыть кофе с сахаром или без (но лучше все-таки без, потому что я не люблю сладкий кофе), а он только выбежал за газетой… выбежал за газетой, а получил скручивающиеся в жгуты простыни, задуваемые утренним ветром в комнату прозрачные занавески, незнакомый почерк на незнакомом языке и молчаливую бледнолицую спутницу, которая непременно его бросит, потому что и дальше следовать логике постельного белья и занавесок на ветру – все равно что расписаться в собственной амебоподобности. А я же принцесса…
Ну да, я буду иметь успех, потому что, наверное, французские мужчины уже изрядно устали от девочек в беретках, считающих количество чужих оргазмов в минуту. Я буду просто до неприличности хороша…
Если только в салоне красоты не закончится красно-рыжая краска для волос…
______________
*фото by BAZAN