Вчера я была на Книжном Салоне в Ленэкспо. Но чувства завершенности нет, поэтому мы с Надей поедем туда завтра, сразу после дежурства в школе.
В маминой школе Надя бывать любит, дети вообще любят ходить на работу к родителям. Но если у папы всего лишь офис, пусть и с телевизором, кучей компьютеров и кулером, у мамы-то целый таинственный мир взрослых детей, которые занимаются таинственными делами. Например, грызут ступеньки. Это ей завуч Н.В. сказала, когда Надя спросила, почему они такие кривые.
А я уже приблизительно знаю, что нужно купить «Психотерапию» Карвасарского, а то стыдно уже. Нет, в электронном варианте она у меня есть, но читать с экрана я так и не научилась, поэтому продолжаю зарастать бумагой, и скоро уже стану похожей на героя «Слишком шумного одиночества», книги в квартире которого занимали столько кубометров, сколько это было возможно, а он боялся, что однажды это все обвалится и похоронит его под собой. Я пока не боюсь, у меня в планах еще альбом Флоренских.
А Флоренские – это такие удивительные художники, которых я люблю нежно и трепетно, потому что они делают вещи, которые мне очень понятны и дороги.
Впервые я увидела их на выставке в арт-центре Пушкинская, 10. Они выставляли открытки: сделанные в других странах фотографии, на которых в том числе была табличка с адресом (или адрес, написанный на асфальте, или что-то еще в этом роде), с марками, отправленные по почте. Это было так здорово и просто, и я была ужасно раздосадована, что это придумала не я. Правда, тогда я еще нигде кроме «Пушкинской, 10 и окрестности» не бывала, как я могла бы такое придумать, если я не верила, что за пределами Лен.области вообще есть какой-то мир?
Потом я купила альбом с этими открытками и с конвертами, и иногда его пролистываю.
А вчера я купила еще один, в нем уже другое: скелеты животных, выполненные из разных предметов: тазиков, досочек, отверток, удочек, леек, электрических шнуров. Они прекрасны, а особенно изящны скелеты электрического ската из витых элементов старых деревянных стульев и хищной птицы с садовой метелкой на месте хвоста.
Завтра я, возможно, приобрету еще и альбом про таксидермию, где уже не скелеты, а целые существа и рисунки из таксидермического дневника.
Я купила «Алису» в Кэрролловском пересказе для детей и с замечательными иллюстрациями, и теперь у нас есть уже четыре «Алисы», включая старенький вариант с кучей сносок, книгу с иллюстрациями Ерко, чешскую «Алису» с черно-белыми графическими картинками – этакий сюр на плоскости, и новую, детскую.
…А еще примостившиеся сбоку Самокат, ОГИ и Нарния со своими детско-взрослыми книжками. Зайти к ним снова, просмотреть на предмет упущенного, и не забыть потом Лимбус. Лимбус обещал Ривелотэ, но почему-то в четверг ее стихов не было.
Возможно, я еще выживу и сил хватит на Азбуку и Симпозиум. Первая выставила столько книг из своей относительно новой серии карманных книжек с белыми рифлеными обложками и черными корешками, что невозможно охватить их все разом.
Но если все же вспоминать, что я мама, то лучше бы пойти к Махаону и не только глазеть, а узнать, за сколько они отдают книжку-раскладушку про Золушку. Почти тысяча в Буквоеде, но от издательства должно быть дешевле? А между тем, для меня-маленькой, великая радость которой заключалась в маленькой книжке-раскладушке про утро, это было бы счастье масштаба настоящего чуда. У ребенка должна быть такая книжка.
А у мамы – Молескин. Хотя это, конечно, большая мечта.
Молескины тоже продают на Салоне, и они прекрасны, серьезны, чуть высокомерны и немного задумчивы. Это вещи, обладающие своей собственной бумажной душой, и совершенно очевидно, что они способны стать близкими, преданными и дорогими друзьями.
Подарите мне Молескин! Обещаю, я буду в нем рисовать.