Тебя не существует, ты – ничто.
Ты миф, видение безумного провидца,
Ты – дымка та, что над огнем струится,
Ты – сам огонь, дым, рожденное плато,
Восставшее над твердью мировою.
Ты – всё, ты – стая птиц над головою,
Ты – червь, питающий утробу этих птиц,
Ты – соприкосновение десниц
И их разъединенье вековое.
Та сила, что перо прижмет к листу,
Та боль, что будет слаже всякой неги.
Твое лицо в плену дождя и снега,
Ты – крест и гвоздь, что плоть прибьет к кресту,
Ты – легкий челн, оторванный от брега,
Которого всем естеством взыскуешь,
Где мой корабль, сидящий на мели,
На северной окраине земли…
Я верую, что ты не существуешь.
Борис Смоляк
Ты миф, видение безумного провидца,
Ты – дымка та, что над огнем струится,
Ты – сам огонь, дым, рожденное плато,
Восставшее над твердью мировою.
Ты – всё, ты – стая птиц над головою,
Ты – червь, питающий утробу этих птиц,
Ты – соприкосновение десниц
И их разъединенье вековое.
Та сила, что перо прижмет к листу,
Та боль, что будет слаже всякой неги.
Твое лицо в плену дождя и снега,
Ты – крест и гвоздь, что плоть прибьет к кресту,
Ты – легкий челн, оторванный от брега,
Которого всем естеством взыскуешь,
Где мой корабль, сидящий на мели,
На северной окраине земли…
Я верую, что ты не существуешь.
Борис Смоляк
Вскрывать конверты так же обидно, как вскрывать вены, но в век электронных посланий этот процесс упрощен до невозможности. Разница как между суицидом и милосердной эвтаназией нажатием одной кнопки. Но именно сейчас люди разучились говорить и писать.
Когда у тебя чернила вместо крови текут по венам к сердцу, жить можно только в вербальном изложении, каждый раз не дотягивая всего пару слов до идеально-точной передачи образа или чувства. Каждый раз оставаясь чуть-чуть недосказанной до конца.
Каждый раз отдаваясь на откуп взглядов: тяжелых, легких, пронзительных, усталых, случайных, мимолетных, лукавых, радостных, сочувствующих, рассеянных, прицельных; на откуп случайных прикосновений или оговорок, жестов или поз, а также иных намеков.
Сны текут один за другим, лица из них сплетаются друг с другом в одну сумасшедшую маску, не подходящую ни одному смертному. А ты берешь в руки чашку кофе точно так же, как герой забытого безымянного старого фильма.
И несмотря на то, что на тебе нет ни костюма в ёлочку, ни чудовищных очков в старомодной оправе, ни мятого ленфильмовского плаща с оторванной пуговицей, и твой образ лишен любой из тысяч примет успевшей кануть в лету эпохи, несмотря на все это, мне кажется, что сейчас между тобой и мной, где-то ровно посередине я увижу скачущие и бьющиеся в припадках царапины кинопленки.
Мы все эскаписты. От звонка будильника и до финальной чистки зубов на ночь каждый из нас знает сотни незапертых дверей в более симпатичные миры: утренние газеты, внутренности ноутбука, рокотание мотора, сто пятьдесят страниц Макса Фрая, биржевые сводки, ноль и фаза, двенадцать тысяч пикселей, новый аутфит себе, новый аутфит кукле, жизнь и деяния Ивана Калиты, на худой конец можно просто помечтать пять остановок метро… Наверное, ты уже не помнишь, как правильно брать меня за руку. Во всяком случае, ты забываешь, не хочешь или стесняешься целовать меня на прощание.
А возможно, просто нет повода прощаться, возможно, весь мир с его трагедиями и победами, весь огромный многоликий мир – это лишь одно единственное свидание с тобой, и все птичьи крики, все гулкие эха в туннелях метро, все облетевшие листья, только прорезающиеся на ветвях листья и листья тетрадей, все болтики и гаечки, все турбины и мортены, все ящеричьи хвостики и еловые иглы, все шапки сливок на чашках кофе, все дождливые простуженные дни и полные росы да кукушечьих тоскливых напевов утра, все мыльные пузыри, все билеты в кино, все фьорды и заводи, все фонари и каналы, весь асфальт и вся трава – всего лишь одно многословное признание в любви. Которое слишком легко по ошибке принять за что-то другое.
Легко сбежать вниз по эскалатору, скидывая по дороге перчатки, теряя одну и подбирая ее на лету, и, измеряя длину пути в страницах, оказаться на слишком знакомой станции. Подумать, что если станция стала слишком знакомой, то не сменить ли место работы, но оставить эту мысль на потом. А впереди бумаги, и зеркала, и герань на окне бухгалтера, а своя, домашняя опять не полита, и планы горят, и троллейбус опоздал. И, бывает, смотришь в небо, а мелкие капли с высоты летят тебе прямо на нос… Одноклассница в сети интересуется у тебя чем-то, как некогда окликая с задней парты, и взгляд падает на пальцы на клавиатуре, а маникюр-то стерся. В супермаркете чудовищной длины шеренга касс, абхазские мандарины и шампунь против перхоти… Дни закручиваются петлей, не давая оглянуться, и начинает казаться, что в этой исполинской карточной колоде богов на несколько карт больше, чем было положено изначально. Начинает казаться, что что-то пошло не так и что все не так закончится, и можно было бы паниковать, но… но вместо слов приходят в голову знакомые с детства образы, но скачут перед глазами царапины кинопленки…
Но склоняющееся в закатном поклоне солнце садится в твою чашку кофе.