"Когда ты начинаешь всматриваться в бездну, у тебя чай остывает" (с)
Сегодня мне лишний раз доказали, что я работаю не в школе, а в цирке. В наш кабинет загнали блатную торговку с вязанкой "качественных белорусских" шмоток, которыми она тут же заложила все горизонтальные поверхности и занавесила вертикальные. И даже Татьянино "фе" не спасло нас от татаро-монгольского белорусского нашествия.
Я уткнулась в компьютер, изображая перепечатывание карты наблюдения Стотта, Татьяна строила мне лица из-за шкафа, а директорша спрашивала, идет ли ей вульгарная блузка в бледно-розовую полоску. Я сначала хотела процитировать игрушечного смешарика Нюшу: "Нынче в моде рюшечки, бантики, горохи крупные и такой розово-баклажановый поросячий цвет", - но потом мне показалось, что та не поймет и просто промолчала.
На улице сыро, в спортзале - людно.
Я купила себе круглые сережки с Алисой, держащей на руках поросенка. Такая радость по контрасту с директрисиными примерками. Кстати, я только что вспомнила, что в междусобойных разговорах самые прогрессивные из учителей сравнивали Ю.Б. именно с вышеупомянутой Нюшей. Забавно.
А мой дерматологический шампунь, который должен пахнуть крапивой, пахнет каким-то другим растением, удивительно прочно застрявшим в памяти запахом, еще с детства знакомым, но я не могу вспомнить, каким именно. Уже два месяца я думаю над этим, выдерживая указанные пять минут, что, будучи приплюсованные одни к другим, складываются уже в часы. Но я не могу вспомнить...
А вот еще одно стихотворение:
Если слово "любовь" не вонзается пчелкою жалящей,
Если больше не плачешь большими слезами, не жалуешься,
Если славы вкусила и сладости Божьего мякиша
В темно-алом вине, - увернись от летящего мячика,
Прокричи: "Не игрок!" - проглотив клокотание суффикса,
И беги через двор, сквозь белье, что на солнышке сушится,
Вдоль заборов, старух, каравана сараев, поленницы:
Кто захочет догнать - за тобой побежит, не поленится.
Пролети через детское, плоское, мокрое, яркое -
И очнись в этом городе под воробьиною аркою,
Между двух сумасшедших в потрепанном чем-то, залатанном...
Почему ты заплакала?
Это вовсе не грустно, и здесь ничего не потеряно,
Это только царапина, ветка шиповника, терние,
Безобидная черточка нового ясного облика,
Мимолетная летняя тень предвечернего облака.
Если даже, допустим, слегка кровоточит, и пальчики
Этим розовым, красным, малиновым соком запачканы, -
Это значит всего лишь, что живо создание Божие,
На траву не похожее и на цветы не похожее.
Это значит, Психея, что вновь в оболочке божественной,
Не в лягушечьей шкурке, а в розовой кожице женственной,
Обреченной любить и рожать, ты учиться обязана
Новым складочкам губ, и походке весенней, и бязевым
Простыням, на которых любовь. И слезам. И величию,
Что в придачу дано незнакомому прежде обличию.
Вновь Марией евангельской, наголо в гетто остриженной,
Ты свыкаешься с островом, городом, каменной хижиной,
Носишь имя Марина, как вечера отблеск малиновый,
Как молельного дома страдальческий свет стеариновый,
Примеряешь одежки, и воспоминанья, и почерк,
Коммунальное детство, и март, заострившихся почек
Набуханье, и дрожь, и сияющий, жалящий
Неотступной поэзии свет, и пожар, и пожарище...
Две заплаты на платье залетной Психеи-скиталицы
Нарисуй второпях и с размаху сотри - не считается!
Побывай во Флоренции, сыну купи эскимо,
В середине сеанса беспечно сбеги из кино,
И попробуй малину с лотка, пусть малиновый сок
С тонких пальцев, смахнувших пчелу, попадет на висок,
И напомнит, напомнит, напомнит... и нежная странница
Никому не достанется. И ничему не достанется.
(с) Ольга Родионова
Я уткнулась в компьютер, изображая перепечатывание карты наблюдения Стотта, Татьяна строила мне лица из-за шкафа, а директорша спрашивала, идет ли ей вульгарная блузка в бледно-розовую полоску. Я сначала хотела процитировать игрушечного смешарика Нюшу: "Нынче в моде рюшечки, бантики, горохи крупные и такой розово-баклажановый поросячий цвет", - но потом мне показалось, что та не поймет и просто промолчала.
На улице сыро, в спортзале - людно.
Я купила себе круглые сережки с Алисой, держащей на руках поросенка. Такая радость по контрасту с директрисиными примерками. Кстати, я только что вспомнила, что в междусобойных разговорах самые прогрессивные из учителей сравнивали Ю.Б. именно с вышеупомянутой Нюшей. Забавно.
А мой дерматологический шампунь, который должен пахнуть крапивой, пахнет каким-то другим растением, удивительно прочно застрявшим в памяти запахом, еще с детства знакомым, но я не могу вспомнить, каким именно. Уже два месяца я думаю над этим, выдерживая указанные пять минут, что, будучи приплюсованные одни к другим, складываются уже в часы. Но я не могу вспомнить...
А вот еще одно стихотворение:
Если слово "любовь" не вонзается пчелкою жалящей,
Если больше не плачешь большими слезами, не жалуешься,
Если славы вкусила и сладости Божьего мякиша
В темно-алом вине, - увернись от летящего мячика,
Прокричи: "Не игрок!" - проглотив клокотание суффикса,
И беги через двор, сквозь белье, что на солнышке сушится,
Вдоль заборов, старух, каравана сараев, поленницы:
Кто захочет догнать - за тобой побежит, не поленится.
Пролети через детское, плоское, мокрое, яркое -
И очнись в этом городе под воробьиною аркою,
Между двух сумасшедших в потрепанном чем-то, залатанном...
Почему ты заплакала?
Это вовсе не грустно, и здесь ничего не потеряно,
Это только царапина, ветка шиповника, терние,
Безобидная черточка нового ясного облика,
Мимолетная летняя тень предвечернего облака.
Если даже, допустим, слегка кровоточит, и пальчики
Этим розовым, красным, малиновым соком запачканы, -
Это значит всего лишь, что живо создание Божие,
На траву не похожее и на цветы не похожее.
Это значит, Психея, что вновь в оболочке божественной,
Не в лягушечьей шкурке, а в розовой кожице женственной,
Обреченной любить и рожать, ты учиться обязана
Новым складочкам губ, и походке весенней, и бязевым
Простыням, на которых любовь. И слезам. И величию,
Что в придачу дано незнакомому прежде обличию.
Вновь Марией евангельской, наголо в гетто остриженной,
Ты свыкаешься с островом, городом, каменной хижиной,
Носишь имя Марина, как вечера отблеск малиновый,
Как молельного дома страдальческий свет стеариновый,
Примеряешь одежки, и воспоминанья, и почерк,
Коммунальное детство, и март, заострившихся почек
Набуханье, и дрожь, и сияющий, жалящий
Неотступной поэзии свет, и пожар, и пожарище...
Две заплаты на платье залетной Психеи-скиталицы
Нарисуй второпях и с размаху сотри - не считается!
Побывай во Флоренции, сыну купи эскимо,
В середине сеанса беспечно сбеги из кино,
И попробуй малину с лотка, пусть малиновый сок
С тонких пальцев, смахнувших пчелу, попадет на висок,
И напомнит, напомнит, напомнит... и нежная странница
Никому не достанется. И ничему не достанется.
(с) Ольга Родионова